If this is a first time you visiting Scrolls, please register in Fight Club. If you already registered, please authorize on Fight Club start page with your login and password.
Тому назад, тому назад смолою плакал палисад, смолою плакали кресты на кладбище от духоты, и сквозь глазки сучков смола на стенах дачи потекла. Вымаливала молний ночь, чтобы самой себе помочь, и, ветви к небу возводя, «Дождя!.. — шептала ночь. — Дождя!..» Был от жасмина пьян жасмин. Всю ночь творилось что-то с ним, и он подглядывал в окно, где было шорохно, грешно, где, чуть мерцая, простыня сползла с тебя, сползла с меня, и от сиянья наших тел жасмин зажмурился, вспотел. Друг друга мы любили так, что оставалась на устах жасмина нежная пыльца, к лицу порхая от лица. Друг друга мы любили так, что ты иссякла, я иссяк, — лишь по телам во все концы блуждали пальцы, как слепцы. С твоей груди моя рука сняла ночного мотылька. Я целовал ещё, ещё чуть-чуть солёное плечо. Ты встала, подошла к окну. Жасмин отпрянул в глубину. И, растворясь в ночном нигде, «К воде!.. — шепнула ты. — К воде!..» Машина прыгнула во мглу, а там на даче, на полу, лежала, корчась, простыня и без тебя и без меня. Была полночная жара, но был забор и в нём — дыра. И та дыра нас завела в кусты — владенья соловья. Друг друга мы любили так, что весь предгрозием набряк чуть закачавшийся ивняк, где раскачался соловей и расточался из ветвей, поймав грозинки язычком, но не желая жить молчком и подчиняться не спеша шушуканию камыша. Не правда это, что у птиц нет лиц. Их узнают сады, леса. Их лица — это голоса. Из всех других узнал бы я предгрозового соловья. Быть вечно узнанным певцу по голосу, как по лицу! Он не сдавался облакам, уже прибравшим ночь к рукам, и звал, усевшись на лозу, себе на пёрышки грозу. И грянул выпрошенный гром на ветви, озеро и дом, где жил когда-то в старину фельдмаршал Паулюс в плену. Тому назад, тому назад была война, был Сталинград. Но память словно решето. Фельдмаршал Паулюс — никто и для листвы, и соловья, и для плотвы, и сомовья, и для босого божества, что в час ночного торжества в промокшем платье озорно со мной вбежало в озеро! На нём с мерцанием внутри от ливня вздулись пузыри, и заиграла ты волной то подо мной, то надо мной. Не знал я, где гроза, где ты. У вас — русалочьи хвосты. И, хворост молний наломав, гроза плясала на волнах под сумасшедший пляс плотвы, и две счастливых головы плясали, будто бы под гром отрубленные топором... Тому назад, тому назад мы вдаль поплыли наугад. Любовь — как плаванье в нигде. Сначала — шалости в воде. Но уплотняется вода так, что становится тверда. Порой ползём с таким трудом по дну, как будто подо льдом, а то плывём с детьми в руках во всех собравшихся плевках! Все водяные заодно прилежно тянут нас на дно, и призрак в цейсовский бинокль глядит на судороги ног. Теперь, наверно, не к добру забили прежнюю дыру. Какой проклятый реваншист мстит за художественный свист? Неужто призраки опять на горло будут наступать, пытаясь всех, кто жив-здоров, отгородить от соловьёв? Неужто мир себя испел и вместе с голосом истлел под равнодушною травой тот соловей предгрозовой?! И мир не тот, и мы не те в бессоловьиной темноте. Но, если снова духота, спой, соловьёныш: хоть с креста на кладбище, где вновь смола с крестов от зноя поползла. Пробей в полночную жару в заборе голосом дыру! А как прекрасен стал бы мир, где все заборы — лишь из дыр! Спой, соловьёныш, — подпою, как подобает соловью, как пел неназванный мой брат тому назад, тому назад... 1981 Евтушенко
Вам запрещено комментирование в скроллах. Причина: Character level to low
Когда звезды над городом ночь рассыпает, В окнах гаснут огни, растворяясь во мгле, Не спешат, затаились часы: засыпает - Самая лучшая женщина, на Земле.
Ночь стучится в окно, осторожно и тонко, И усталость блаженно на веки легла, Я на цыпочках к ней подойду осторожно Чтобы сон ее чуткий, тишина сберегла.
Растекается нежность божественной силой И нектар на губах - от нежданной весны. Пусть приснится тебе - бесконечное небо, Пусть ничто не нарушит, твоей тишины.
Когда звезды над городом ночь рассыпает, В окнах гаснут огни, растворяясь во мгле, Не спешат, затаились часы: Засыпает - Самая лучшая женщина, на Земле!
* * *
Что могут значит все эти слова? Они мертвы, едва лишь с уст сорвутся. О Господи, не дай нам обмануться, Мы с каждым словом жаждем божества!
Когда звучат надрывною струной Сердца, Бессмысленны - осколки фразы. Мы лепим их, но разбиваясь сразу, Они встают холодною стеной.
И я уже не в силах заглянуть В твои глаза и вымолить прощенье За то, что так желаю возвращенья, Чтоб в музыке безмолвья утонуть.
ДВЕ ОСЕНИ
***
Осень палой листвой забросала , застывшую душу. Заплела в кружева, свой недолгий, но яркий наряд Почему-то грущу, каждый год, в сентябре неизменно. И нарушить традицию эту никак не могу.
Опадает листва, Как страницы Не присланных писем, Как возможность того, Что могло бы Случиться у нас. Капли-слезы Дождя обнаженные ветви лаская, Навевают тоску, проливаясь на прелый палас.
***
Вы говорите: Снова осень срывает лист календаря, Движеньем смелым сентября С листвою и тепло уносит. От туч, как будто от помарок, В морщинах тени залегли. На вашем краешке земли Пейзаж уныл и свет не ярок. Туман, скрывая горизонт, Размоет очертанья мира, И неуютная квартира Похожа на промокший зонт.
Я отвечаю: Тоже осень. И пусть худеет календарь, Не причитаю так, как встарь, По уходящему голосят.. Мой мир окрасил солнца свет В цвет желтоватый сердолика. Земля помолодела ликом - И будто нет двух тысяч лет. В моей душе царит уют. Пушится осень шерсткой рыжей, Листвой из лужи небо лижет - Так молоко котята пьют.
Котенка в дом, где вы один Я принесу. И лучик рыжий Нас отогреет. Станем ближе. И вместе разожжем камин. ***
Я печаль, как нектар, собираю с ладоней твоих, Сердце падает, только губами едва прикасаюсь, Я в ладонях твоих умираю, и в них воскресаю И печаль, как нектар, собираю с ладоней твоих!
И встревожено бьется под кожей святая струя, Глубочайший родник что горячим дыханьем разбужен, И к печали, которой никто в этом мире не нужен, Приникаю устами, и в ней - безысходность моя.
***
Закружила метель, и следов не найдёшь, А вечерний февраль был на сказку похож. Мне казалось, той сказке не будет конца, Где летали ладони твои у лица.
Зачарован я был: я боялся вздохнуть, Чтобы чуда в ладонях твоих не вспугнуть. И едва опускалась Вечерняя мгла Улетал я к тебе, позабыв про дела!
Мне казалось, мы в целой вселенной вдвоём, И поверил я в бога в обличьи твоём, И тебя полюбил я, совсем не шутя, Как волшебника малое любит дитя.
Падал снег, разметалась метель, ветер выл: Но, увы, в сказке той, Я не мальчиком был: Был вечерний февраль бесконечной зимы. Был волшебный февраль, там, где встретились мы.
Мы привыкаем ко всему, Когда находим и теряем, Из света попадая в тьму, Мы к тьме кромешной привыкаем.
Готовые свой крест нести, Неважно, к аду или раю, К опустошенности почти И безразличью привыкаем.
Но те, кому еще терять По срокам всем выходит рано, Не дай им, Боже, привыкать К безличью, к горю и обману.
Не дай их, Боже, отучить От тех, кто сердцу всех дороже, Пусть верят в то, что разлучить Сердец родных никто не сможет!
Пусть верят : через много лет Любовь не испарится где-то. Пусть бабочкой летит на свет Душа...не заслоняйте света!
***
Когда любимой нет мир кажется иным, мир кажется чужим, холодным, опустевшим. Расколото-больным Бездушным и ненужным. Когда любимой нет все кажется иным!
***
Тебя вплетаю, как в судьбу, В себя, не ведая рассудка. И сердцу трепетно и жутко, Нет ни запретов, ни табу.
Есть радость, будто сердца крик. Она одна во всей вселенной, Ей отдаюсь самозабвенно, И вечность превращаю в миг.
Есть воля быть всегда собой, Перед ее бессилен властью, Я остаюсь покорным счастью, И в сердце с богом и с тобой.
И нет ни страха, ни стыда. Пред тем, чему душа раскрыта, Пред тем, в чем вера и защита..! -Я не исчезну никогда!
***
Мой милый ангел, дай мне не упасть В ту пропасть, что сейчас иду по краю! Ты надо мной во всем имеешь власть, Но власти той не хочешь ты... я знаю!
Ведь я еще не в стае вольных птиц, И так боюсь, что ты вдали растаешь. Ты не приемлешь никаких границ И постоянств совсем не принимаешь.
Мне не хватило мудрости принять. Я научусь, ты б только это понял! Ты - свет, и невозможно удержать Его в зажатой накрепко ладони!
* * * Я к тайне прикоснулся осторожно, Дрожали пальцы, очертанья плыли, Мы долго все о чем-то говорили, Мне было и спокойно, и тревожно.
Рождественская ночь в окно светила, Такой безумно полною луною. Туманом легким душу полонила И до утра была еще со мною.
* * * Родная, как значимо и бесконечно Все, что остается от встречи до встречи. Все то, что уже не подвластно законам Пространства и времени. Тайна влюбленных - Как синий дельфин в глубине океана: Не может быть поздно, не может быть рано. Где солнце встает, где закат – все едино, Все значимо И бесконечно любимо. Родная! Когда тебя нет я скучаю, И времени, в общем-то, не замечаю. Я синий дельфин в глубине океана - Не может быть поздно, не может быть рано.
* * * Ты пришла в мою осень нежданно. В карусель закружил листопад, Треугольником в дальние страны, Будто птицы, мечты улетят.
Знаю я, что забыть тебя надо, - В безрассудство опасен прыжок, Только вот, после каждого взгляда,- Остаётся незримый ожог.
Так зачем, через боль и тревогу, Добровольно - безмолвней раба?! Я не нужен тебе? Слава богу! Значит вместе нам быть - не судьба…
Отчего ж так нелепо и странно Я ищу свой заброшенный сад? Ты пришла в мою осень нежданно. В карусель закружил листопад…